Une vie

Были мы в пятницу с Мблой и Васей на встрече с Кушнером в книжном магазине "Глоб". Кушнера Вася хорошо знает с незапамятных времён, а я его видел у них несколько лет назад. "Глоб" - это когда-то магазин советской книги, в отличие от магазина "Имка-Пресс" (существующего) и магазина Каплана (разоришегося). В "Глобе" ничего недозволенного не было ни в коем разе, а положенного было навалом. В 90х он, видимо, перестал финансироваться из Москвы и переехал из центра к Бастилии, а состав книг перестал отличаться от прочих магазинов. Но в Париже мало кто покупает русские книги втридорога в магазине - всё время кто-то ездит, можно попросить привезти по нормальным ценам. Он и разорился, и закрылся - и вдруг возродился из пепла, но в точности в том же виде; каким образом, кто заплатил - неизвестно.
А в Париже сейчас книжная ярмарка, посвящённая частично России. Приехала куча народу, и "Глоб" тут же организовал "встречи": каждый день с двумя, в подвальчике.

Мы пришли в магазин минут за пятнадцать до начала. Дама, которая в советское время была замдиректора, а сейчас консультант, спросила "Вы на подписи?" Мы несколько оторопели и сказали, что мы на встречу. "Ну да, сказала она, на встречу с писателями, чтобы они вам подписали книжки". Договориться не удалось, она осталась в убеждении, что писателей видят, чтобы они подписали.
Кроме Кушнера, был назначен прозаик Сергей Болмот (или Балмот? Не уверен), про которого мы до того ничего не слышали. Кстати, очень возможно, вполне хороший писатель - я объясню, почему "очень возможно".

Пришёл народ. Человек двадцать, из них - потом выяснилось - человек шесть не понимающих, или плохо понимающих, по-русски. За стол сели Кушнер, Болмот, переводчик (потом выяснилось, что Вася хорошо знал его отца), какая-то девушка из магазина, отчасти говорившая по-русски и умевшая читать "с выражением" по-французски, и директор магазина, несколько лучше говорящий по-русски. Публика была обычного вида, за исключением двух человек: мулата в сапогах с большим крестом на груди (потом выяснилось, что он всё же не русский, а то я несколько оторопел), и человечка, от которого за десять метров несло КГБшной шестёркой. Глазки такие свинцово-оловянненькие, лобик узенький, костюмчик и волосы гладенькие, и повадки, и взгляд... И верно: подойдя ближе, я увидел на лацкане трёхцветный вымпел - посольский человек. Что-то ему всё время было нужно - с той вот дамой ("подписи") поговорить, с директором, да и писателей вроде как взять в рамку. Поразительно, как этот тип живуч и как узнаваем. Что ему смены режима? Шестёрки всегда нужны. (Причём ведь что удивительно: он молодой, он несоветского поколения, но абсолютно, ни на йоту не отличается. Штампуют их, что ли? Вот мне говорят из Лондона и из Вашингтона, что консульство полно именно таких - узнают описание с полуслова. Но почему этого типа нет здесь? Как выглядит французский эквивалент? Не знаю. Вот это и есть, наверно, принадлежность к культуре: узнавать своего чижика-пыжика и своего КГБшника. А вы там Толстой, Пушкин...

Сели, значит. Директор сказал вступительное слово. По-французски. Переводчик перевёл (кстати, великолепный переводчик: жаль было его на этой работе). Что ярмарка, что культура, что магазин, что... и что мы вам сейчас прочтем несколько стихотворений Кушнера из антологии русской поэзии (по-французски), а Кушнер потом прочтёт их по-русски. Стало странно. Девица начала читать. Стало совсем странно. Это были не стихи. Это был довольно грамотно переведённый текст - все слова на месте, - но не только без рифмы и ритма - это про французскую школу перевода и так было известно (хотя есть несколько хороших переводчиков, не придерживающихся теории), но и без аллюзий, без слоёв и в общем-то без смысла. Перевела некая Кристина Зейтунян, числящаяся переводчиком русской поэзии. Слава богу, хоть её самой не было. В общем, было тяжело.
Затем та же девица прочла отрывок из последней книги Болмота. По-французски. Без "перевода на язык оригинала". Болмот сидел рядом и молчал. Этот перевод был куда лучше, но простите, в зале сидели русские слушатели, пришедшие, чтобы услышать русский текст.
Затем Кушнер вежливо, но решительно, но политически корректно сказал, что вообще-то поэзия не переводится - знаете, у меня ведь в этом стихотворении вот русский читатель слышит отголоски Блока, Мандельштама, он узнает цитаты, а по-французски этого же не передать? И всё-таки стал читать свои стихи. Хорошие стихи. Очень хорошие. Мне только одно показалось слабым.
Затем какая-то женщина попросила Болмота всё же прочесть что-нибудь. Болмот сказал, что вы знаете, тут ведь вот французы, так тяжело слушать прозу на чужом языке... Только тут догадались спросить, сколько народу не понимает по-русски. Оказалось человек пять-шесть, т.е. непрерывный перевод (а переводился каждый вопрос и каждая фраза, но, слава богу, не стихи, на которые не было зейтунянского заготовленного перевода) был не дуростью. Хотя зачем они пришли, если не понимают - ума не приложу. Я не пошел бы на встречу с писателем неизвестного мне языка.

В общем, как-то выкарабкались, и оказалось, что Болмот пишет очень даже ничего - надо, конечно, прочесть целиком, чтобы судить - но это литература. Директор задал ещё несколько идиотических вопросов ("я долго думал, что общего у Кушнера и Болмота? И нашёл, представьте себе! Они оба из Петербурга! Расскажите, как повлиял Петербург на ваше творчество!"), а из зала было несколько совершенно не идиотических вопросов. Кушнера попросили ещё прочесть, он прочёл несколько очень хороших стихов, и встреча закончилась. Толпы жаждущих подписей я не заметил.

Решившие давно, что Кушнер был хорош только в молодости, неправы. Его последние книжки надо читать. Я авось потом что-нибудь помещу.

Новая книга Кушнера "Кустарник" (изданная Пушкинским фондом в количестве, как нынче принято, 500 экз - больше поэзии в России, говорят, не продать) чрезвычайно хороша. Она лучше, по-моему. предыдущей, а и та неплоха. Что нетривиально, если учесть, что у Кушнера был явный спад сколько-то лет тому назад.