Une vie

Раз.
Мне лет пять, ну примерно, точно не знаю. Я катаюсь на санках в садике напротив дома через Геслеровский, у угла его с набережной Карповки, там, где заворачивает трамвай. "Катаюсь" - значит толкаю и потом сколько-то на них проезжаю. Подходит человек, говорит "я приятель твоего папы, давай я тебя покатаю" (за верёвочку). Я стискиваю зубы: делать нечего. Я знаю, что он шпион. Так всегда поступают шпионы. Но я маленький. Потом, естественно, оказалось, что он и правда папин приятель.
Да, слова "педофил", равно как и мысли, тогда просто не было. Это я говорю исключительно потому, что когда я как-то это стал рассказывать и сказал "я знаю, что он..." - мне тут же подсказали: "педофил".

Два.
Моя мама была абсолютно двуязычна по-русски и по-французски. Естественно, она хотела научить меня французскому. Фонетике научила легко, а дальше не пошло. Говорят, я тут же поворачивался попой. Но что помню я сам - это что когда она пыталась со мной заговорить по-французски на улице, мне становилось очень страшно. На улице не говорят на иностранных языках. Годы - ну, скажем, те же пять лет, т.е. 51й. Или вокруг. Не помню, когда я потерял это ощущение.

Три.
Я в альплагере "Цей". Мой папа был старшим инструктором, им разрешали брать с собой в альплагерь семью, мы ездили на два месяца - в ЛИТМО, где он преподавал физику, ему давали дополнительный отпуск, так полагалось, если инструктор. Это тот лагерь, который потом снесло селем, но это было уже не при нас, папа стал ездить в Алибек.
Из громкоговорителя на столбе в центре лагеря я слышу про английского шпиона Берию. Я бегу к маме, крича "мама, а разве Берия шпион"? А мама далеко от громкоговорителя, она не слышала. Как она побледнела. Я ведь маленький был, не должен бы обратить внимания. Но обратил.

Четыре.
Мои дядя и тётя жили в коммунальной квартире на Карповке, очень близко от нас, за углом. Дядя с женой, тётя с дочкой - моей двоюродной сестрой, квартира многосемейная, телефон в прихожей. (Мне несколько дней назад пытались объяснить, что в середине 50х телефонов ни у кого почти что не было, но это неправда, в коммунальных квартирах на Петроградской часто бывали. Номера начинались на В3, потом ещё четыре цифры). Дядя поехал с какими-то приятелями на байдарке на Вуоксу. Это примерно год 57 - 58й. И вот нет его, уже одиннадцать вечера, а нет. Мы все ждём, у них в квартире. Вдруг телефонный звонок. "Это милиция. У вас проживает такой-то?" - "да, а что с ним?" Трубку вешают.
Утром он появляется. Оказывается, байдарка опрокинулась, надо было выбираться, а когда ты на извилистой речке, ты же не знаешь, где ты (тем более, все карты были засекречены, максимум были "кроки" от руки или на синьке). Его послали выяснять дорогу. Он встретил кого-то, спросил, где ближайшая станция. Ему сказали. На станции его уже ждала милиция. Потому что такой вопрос задаёт только шпион. Это нам рассказывал журнал "Пионер", фильмы, шпионские детективы. Его повезли в отделение, документов не было, справились в адресном столе, а адресный стол ответил, что такого в Ленинграде не проживает. После этого он долго упрашивал их позвонить к нему домой. В конце концов позвонили. Но после этого остаток ночи всё равно продержали в милиции, не сообщая, что отпустят. Ну, конечно, это уже вегетарианские времена, отпустили ж.

Пять,
Пятую я уже как-то рассказывал. Взрослые задавали глупые взрослые вопросы. Классический - "кого ты больше любишь, папу или маму?" Я как-то раз выпутался. Я ответил "А Сталина?"
Но эту пятую историю я не помню сам, мне её потом рассказали. Несомненно, так и было.

К чему это я? Ну так. На всякий случай.