Une vie

На пятом курсе у нас был месяц военных лагерей под Выборгом. Про это много можно выдать военных тайн (вот одна: нас кормили небритой варёной свининой в томатном соусе, вызывавшем изжогу у процентов восьмидесяти личного состава. Если будет настроение, я как-нибудь ещё несколько военных тайн расскажу). На стенках висели плакаты, из которых я помню отчётливо два:

Радист, будь бдителен втройне!
Враг может оказаться на твоей волне!

Не разгласил ли ты случайно
В твоём письме военной тайны?

На самой военной кафедре тоже была секретность. Записи нельзя было выносить за пределы. К секретным материалам относились изучавшиеся нами радары - это были американские радары времён Второй мировой войны.

В радарных антеннах были дырочки. Студенты были умные. Т.е. они знали интеллектуальные анекдоты. В частности, анекдот-загадку: на необитаемом острове всё время дует ветер, в одну сторону. Из инструментов есть только дрель. Лопаты нет. Как можно поставить стенку поперёк ветра, чтоб не упала? Ответ: просверлить дырочку в точке приложения равнодействующей, ей не к чему будет приложиться, стенка и не упадёт.

Поэтому на занятии про антенны один умный студент поднял руку и спросил: "Товарищ майор! А зачем в антеннах дырочки?" - "Для уменьшения парусности".- совершенно верно ответил товарищ майор. "А почему нельзя просверлить одну дырочку в точке приложения равнодействующей?" - спросил студент. Класс замер. Майор погрузился в раздумья. Через несколько минут он поднял голову и сказал: "А ведь антенна-то крутится, точка приложения всё время по ней перемещается".

В ин-те Иоффе был отдел теорфизики, впоследствии отошедший ЛИЯФу в Гатчине. Для того, чтобы ходить на семинары теоротдела, нужна была третья форма секретности. Третья форма - это почти ничего, физиков без третьей формы и не было почти. Ну, конечно, подпись там о неконтактах с иностранцами, а буде никак не избежать, тут же писать объяснительную с подробностями... И беседа с начальником Первого отдела. Начальник по фамилии Гавриков (его звали "профессор Гавриков", потому что всё же иногда иностранных делегаций было никак не избежать [хотя был случай, когда забыл, кого - но крупного - приняли в помещении Ректорского флигеля, на теоркафедре физфака, сказав ему, что это институт Иоффе], и как-то, представляя присутствующих, не помню кто из важных научных работников дошёл до Гаврикова и сказал "а это профессор Гавриков". А что ему было делать?), так вот начальник по фамилии Гавриков считал нужным объяснить свой взгляд на природу вещей. Он был очень недоволен теоретиками. Они почему-то не писали формулы в прошнурованных тетрадях, которые сдавались бы на выходе, им почему-то позволялось вносить и выносить собственные записи, и более того, после семинаров на доске оставались нестёртые формулы. Затем он стал говорить об иностранцах. Нас было трое. Я скромненько задал вопрос, а как быть с иностранными студентами? ГДР-овцами там, румынами? Они же вот тут, ходят по той же лестнице на физфаке! А если они спросят, где какая-то там аудитория? Гавриков спросил: а вам поручали общаться с иностранными студентами? Нет, говорю. Ну так и не надо! - сказал Гавриков. - Не надо! И тут он пустился в явно непорученные речи. "Вот говорят, дружба народов, дружба народов. А я вам скажу - со своими надо быть! Вот женится русский человек на (тут он посмотрел на меня и в голове у него явно послышался щелчок тумблера - эпоха-то была лампово-тумблерная, ну максимум транзисторная!)... на... татарочке, и вот знаете, вроде всё ничего, а не то, не то!( Read more... )