Спасибо за этот комментарий. Без него я бы не вспомнил вовремя, что тоже имею такой опыт, и что этот опыт имеет прямое отношение к вопросу. У меня есть четыре очень существенных детских воспоминания, несомненно моих собственных, потому что обсуждать я их стал с родителями в возрасте не меньше двадцати, а скорее большем. Они тоже политические, что для СССР довольно естественно. 1) не событие, а ряд одинаковых событий. Моя мама, абсолютно двуязычная по-русски и по-французски, пыталась со мной разговаривать по-французски в детстве. Дома я просто поворачивался спиной и всячески этого избегал; но на улице мне было страшно. Именно страшно. Я откуда-то знал, что на иностранных языках на улице не разговаривают. 2) смерть Сталина. Мне, значит, шесть с половиной. В нашу комнату в коммунальной квартире приходят друзья родителей, разговаривают. И я слышу, что кто-то с изумлением говорит, что люди плачут. Я это изумление запомнил как нечто совершенно противоестественное, никогда никому об этом не говорил, конечно, но запомнил навсегда. 3) я катаюсь на санках в скверике напротив нашего дома. Подходит человек, говорит, что он папин знакомый, и что он меня покатает. Я киваю, потому что что ж делать - но в голове у меня: шпион. 4) я летом в альплагере "Цей" - папа каждое лето был старшим инструктором альпинизма, и имел право брать с собой семью. И вдруг из громкоговорителя на столбе я слышу про английского шпиона Берия. Я бегу к маме и кричу "мама, разве Берия шпион?" Я никогда не видел, чтобы она так белела. Она ещё не слышала радио, а фраза - сами понимаете.
Так вот, всё это я помню отчётливее всего другого, и представить себе, чтобы эти воспоминания были ложными, мне не удастся. Они и не ложные, я полагаю. Мне не представить себе механизма, по которому я бы это всё впоследствии придумал.
RE: Re: Разверну
У меня есть четыре очень существенных детских воспоминания, несомненно моих собственных, потому что обсуждать я их стал с родителями в возрасте не меньше двадцати, а скорее большем. Они тоже политические, что для СССР довольно естественно.
1) не событие, а ряд одинаковых событий. Моя мама, абсолютно двуязычная по-русски и по-французски, пыталась со мной разговаривать по-французски в детстве. Дома я просто поворачивался спиной и всячески этого избегал; но на улице мне было страшно. Именно страшно. Я откуда-то знал, что на иностранных языках на улице не разговаривают.
2) смерть Сталина. Мне, значит, шесть с половиной. В нашу комнату в коммунальной квартире приходят друзья родителей, разговаривают. И я слышу, что кто-то с изумлением говорит, что люди плачут. Я это изумление запомнил как нечто совершенно противоестественное, никогда никому об этом не говорил, конечно, но запомнил навсегда.
3) я катаюсь на санках в скверике напротив нашего дома. Подходит человек, говорит, что он папин знакомый, и что он меня покатает. Я киваю, потому что что ж делать - но в голове у меня: шпион.
4) я летом в альплагере "Цей" - папа каждое лето был старшим инструктором альпинизма, и имел право брать с собой семью. И вдруг из громкоговорителя на столбе я слышу про английского шпиона Берия. Я бегу к маме и кричу "мама, разве Берия шпион?" Я никогда не видел, чтобы она так белела. Она ещё не слышала радио, а фраза - сами понимаете.
Так вот, всё это я помню отчётливее всего другого, и представить себе, чтобы эти воспоминания были ложными, мне не удастся. Они и не ложные, я полагаю. Мне не представить себе механизма, по которому я бы это всё впоследствии придумал.